Дмитрий Тарасенко

После гибели Корнилова командование обороной Севастополя принял на себя адмирал Нахимов. В приказе на присвоение ему чина полного адмирала Павел Степанович писал:  "Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного нам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; мы сдружились давно; я горжусь вами с детства…"

Павел Степанович Нахимов (1802-1855) родился в маленьком селе Смоленской области, в семье отставного майора. С отличием окончив Морской кадетский корпус, он служил на Балтике и уже двадцатилетним отправился на три года в кругосветное плаванье под командованием вице-адмирала М. П. Лазарева.

Вернувшись, Нахимов поступил на парусный шлюп "Азов", куда через год перешли будущие герои Севастополя - мичман Владимир Корнилов и гардемарин Владимир Истомин. Вместе они участвовали в Наваринском сражении против Турции. За умелое ведение боя, за храбрость ("Азов" приближался к неприятелю на расстояние пистолетного выстрела, а не пушечного, как другие) Нахимов был награжден Георгиевским крестом. В чине капитан-лейтенанта его назначили командиром трофейного корвета "Наварин", затем фрегата "Паллада", а еще через четыре года - нового линкора "Силистрия"…

Близилась война с Турцией. Англия, наша недавняя союзница по Наваринскому сражению, на этот раз готова была выступить на стороне Османской империи, а не России. Подготовку к неизбежной войне Нахимов понимал как главное дело жизни.  

В 1853 году эскадра под его командованием победила в Синопской битве, уничтожив пятнадцать османских кораблей - фактически, весь военный флот Турции. Сумел уйти (вернее, уклонился от сражения и покинул турецкую эскадру) лишь один корабль "Таиф", и тот был английский, с паровым двигателем.  

Людям, которые хотят жить спокойно и гармонично, трудно понять тех, кого эта гармония, сама по себе, не делает счастливым. Но Павел Степанович был другим, он оценивал счастье по-своему и тоже был прав. Все удачи и заботы, все горькие и радостные воспоминания, мечты, планы на будущее, - все в жизни связал он с морем, кораблями, доблестной службой Отечеству. Он так мало оставлял себе досуга, что даже, по выражению академика Е. В. Тарле, "забыл влюбиться, забыл жениться".

Павел Степанович был добрым и простым с матросами, терпеть не мог повышенного внимания к своей особе и, кстати, никому не позволял рисовать свои портреты. Даже Айвазовскому, который пожелал изобразить героя  Синопского сражения.

Во время обороны Севастополя к Нахимову не раз подходил художник-баталист Василий Тимм, но тоже безрезультатно. "Еще бог знает, чем все кончится, - отмахивался Павел Степанович, - а мы дадим рисовать свои рожи! Ни за что не позволю... А вот как закончим дело, прогоним злодеев, тогда приеду в Питер, сяду в вольтеровское кресло, ну и рисуй как хочешь…"

Василий Федорович был знатным художником, к началу 40-х годов XVIII века - одним из ведущих мастеров книжной графики. Великий критик Виссарион Белинский отметил, что Тимм - "бесспорно, лучший рисовальщик в России". Этот "лучший" ходил под пулями на бастионах и рисковал жизнью по-солдатски. Зато теперь мы только благодаря ему знаем, как выглядели многие из защитников Севастополя.

Есть карандашный рисунок умирающего адмирала, когда тот уже не мог помешать художнику. И еще один, где "хозяин Малахова кургана" в полном здравии, в форме. Все тот же Василий Тимм (он был еще и корреспондентом) подобрал удачный момент и несколькими штрихами изобразил лицо и фигуру адмирала, стоявшего с офицерами на ступенях храма… Потом художник тщательно отделал портрет и фоном к нему дорисовал реальную картину боя.  

Ученик Лазарева, Нахимов тоже был не просто командиром, но покровителем для младших по званию. Он отучил их снимать перед ним фуражки. "Я ему дело говорю, а он в руках фуражку ломает!". Еще до осады Севастополя Нахимов однажды написал в интендантство: "В ледяную стужу я снял свою теплую рубаху и не надену ее до тех пор, пока вы не оденете в теплое всех моих матросов!"

Свое жалованье Павел Степанович часто отдавал отставным матросам с их семьями, да и морякам своей команды помогал как мог. Ради этого адмирал постоянно влезал в долги. О служебных отношениях Нахимова и Корнилова точно, емко сообщил в 1868 году капитан-лейтенант Афанасьев:

"Вице-адмирал В. А. Корнилов был… разностороннее Нахимова; зато не был так глубок в морском деле… Он был хороший, опытный моряк и достойный адмирал, но далек был от той типичности, которая выработалась в Нахимове при исключительно морском направлении последнего. Нахимов охотно подчинялся первенству Корнилова… столько же по своей прямодушной скромности, как и по сознанию высоких достоинств и полезных действий Корнилова… Корнилов умел понимать эту уступчивость… сознавал неподражаемость Нахимова во всем, что касается моря и боевой жизни на нем, и уступал ему на этом поле. Вот причина их редкого согласия и честного единодушия…".

На войне Павел Степанович всегда ходил в своем адмиральском кителе и, увы, был заметной мишенью. 28 июня 1855 года его смертельно ранило французской пулей на Малаховом кургане.

Почему же славный адмирал, столь необходимый флоту и родине, демонстративно пренебрегал опасностью? Только ли затем, чтобы подать пример храбрости? Похоже, что не только. Уже тогда Нахимов понимал, не мог не понимать, с его-то военным мастерством и опытом, что Севастополь будет сдан. А значит и Черноморский флот, которому посвящена его жизнь и уже отдано столько других жизней, - пропадет. "Он не желал пережить Севастополь и не верил, что Севастополь устоит", - сказал о Нахимове академик Тарле. Начальник штаба полковник В. И. Васильчиков тоже разглядел в Нахимове именно это безразличие к собственной судьбе перед великой трагедией. Так и записал в воспоминаниях: "…Павел Степанович пережить падение Севастополя не желал. Оставшись один из числа всех сподвижников прежних доблестей флота, он искал смерти… привлекая внимание французских и английских стрелков многочисленной свитой и блеском эполет".