|
Отец военно-полевой хирургии
Николай Иванович Пирогов (1810-1881) был хирургом, патологоанатомом, преподавателем медицины. Заслуженный профессор императорской Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, член-корреспондент Петербургской Академии наук и даже статский советник, он составил атлас "Топографическая анатомия", до сих пор известный во всем мире. Доктор Николай Пирогов в медицине был, наверное, как Лев Толстой в литературе. Не просто научное светило, но человек совестливый, неустрашимый и непримиримый. Он был добровольным участником трех войн: Крымской (1854-1855), франко-прусской (1870-1871), русско-турецкой (1977-1978). Изучая письма Николая Ивановича с Крымской войны, мы с прискорбием убеждаемся, что и тогда русские солдаты чувствовали себя не сыновьями своей страны, а всего лишь пасынками. Если бы российская государственная машина относилась к солдатам и матросам по-другому, они бы, наверное, отстояли Севастополь. В 1847 году Пирогов впервые провел операцию под наркозом на поле боя. Он разработал много новых операций, первым стал накладывать на места переломов неподвижные гипсовые повязки, ввел в правило сортировать раненых, разделяя их на легких, тяжелых и безнадежных. Он же наладил транспортировку раненых за пределы Крыма. Один и с коллегами, Николай Иванович выполнил за время Крымской войны до пяти тысяч операций. Пирогову было поручено руководство Крестовоздвиженской общиной сестер милосердия, которая была основана в октябре 1854 года великой княгиней Еленой Павловной на ее личные средства. В Крым прибыли 140 сестер милосердия. Среди них были сестры-хозяйки, аптекарши и дежурные сестры для ухода за ранеными и помощи хирургам при операциях. Во время обороны Севастополя 17 сестер погибли. За Севастопольскую оборону доктор Пирогов награжден орденом святого Станислава первой степени... Можно долго и подробно рассказывать о его биографии, перечислять научные работы и темы диссертаций, но важнее другое. Так же, как сестры милосердия, Пирогов приехал в осажденный Севастополь по зову сердца, притом сердца крепкого. Его сразу невзлюбили казнокрады, готовые наживаться на всем, даже на дровах, продуктах и медикаментах, которые предназначены раненым. Среди таких были высокопоставленные чиновники - они-то и являли собой "злую мачеху-Расею". Но пусть Николай Иванович сам расскажет об этом в своих письмах. "Я никогда не забуду моего первого въезда в Севастополь. Вся дорога от Бахчисарая на протяжении более чем тридцати километров была загромождена транспортами раненых, орудий и фуража. Дождь лил как из ведра, больные, и между ними ампутированные, лежали по двое и по трое на подводе, стонали и дрожали от сырости; и люди и животные едва двигались в грязи по колена; падаль валялась на каждом шагу; слышались и вопли раненых, и карканье хищных птиц, и отдаленный гул севастопольских пушек… Я решил здесь жить не раздеваясь, не снимаю платье ни днем, ни ночью, - это гораздо спокойнее... Теперь никто не может себе представить всю отвратительность и тупоумие тогдашнего официального администрировавшего медицинского персонала. Эти господа сразу смекнули, куда поведут учрежденные мною нравственный присмотр и контроль административного попечения над руководителями госпитальных порядков… Да, вот еще геройский поступок сестер: они в Херсоне аптекаря, говорят, застрелили. Истинные сестры милосердия, - так и нужно, одним мошенником меньше. Не худо, если бы и со здешним… сделали то же. Правда, аптекарь сам застрелился, но это все равно. Сестры подняли дело, довели до следствия… Приехал и вижу, что люди лежат в грязи, как свиньи, с отрезанными ногами. Я, разумеется, об этом сейчас же доношу главнокомандующему, а там злись на меня, кто хочет, я плюю на все. О, как будут рады многие начальства здесь… когда я уеду…" В конце августа 1855 года Пирогов переехал в Симферополь и продолжал работать там до декабря, затем покинул Крым. Напоследок давайте опять задумаемся об изображенных Николаем Ивановичем картинах и прочтем пару фраз из его севастопольского письма - они еще многое прояснят в характере великого врача: "Служить здесь мне во сто крат приятнее, чем в Академии. По крайней мере я не вижу удручающих жизнь, ум и сердце чиновничьих лиц. В войне много зла, но есть и поэзия. Мелочность, весь хлам приличий, вся однообразность форм исчезают; здесь даже ордена видишь редко - просто все закутано в солдатскую сермягу". | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||