Дмитрий Тарасенко

Владимир Алексеевич Корнилов (1806-1854) родился в семье отставного морского офицера. После учебы в Морском кадетском корпусе он начал службу на Балтийском флоте. В двадцать один год мичман Корнилов участвовал в Наваринском сражении на пароходе "Азов" под командованием М. П. Лазарева.

В 28 лет Владимир Алексеевич сам получил в командование бриг "Фемистокл", совершил на нем походы в Константинополь и в Грецию. Затем в чине лейтенанта он командовал корветом "Орест" и фрегатом "Флора".

В походах адмирал Лазарев назначал Корнилова своим начальником штаба. "В Корнилове, - писал он князю А. С. Меншикову, - ваша светлость имеете офицера весьма просвещенного, благоразумного и особенно деятельного… Надобно было видеть бриг, входящий под всеми возможными парусами… которые перед самым брошением якоря исчезли, так сказать, все вдруг и закреплены были в минуту с четвертью без малейшего шуму; надобно было видеть… приехавших капитанов… и нашедших бриг уже в таком состоянии, будто он находился на рейде уже несколько дней… Они не хотели верить, что подобная команда могла образоваться в продолжении четырехмесячного времени".

С 1838 года Корнилов занимался строительством линейного корабля "Двенадцать апостолов", на котором его стараниями была установлена первая для русского флота "бомбическая" артиллерия - пушки, стреляющие не только ядрами, но и разрывными бомбами. Владимир Алексеевич составлял карты и сам разрабатывал подробные инструкции для моряков. Корабль "Двенадцать апостолов" считался лучшим на всем Черном море.

По воспоминаниям капитан-лейтенанта Афанасьева, "вице-адмирал В. А. Корнилов был человек… живой, пылкий, горячий, с блестящими талантами, он, с увлечением принимаясь за всякую деятельность, работал до истощения…".

Корнилов очень любил читать, хотя имел на это мало времени. Он создал в Севастополе библиотеку для офицеров флота, призвав их отдавать по копейке с каждого рубля жалованья. Одним из пунктов библиотечного устава была обязанность каждого приходить за книгами самому, а не посылать денщиков. Это вызвало неудовольствие адмиралов, считавших унизительной для своего звания необходимость личного визита в библиотеку. По этому поводу Корнилов поделился с Лазаревым своими соображениями:

"Я… вижу в библиотеке не средство занять себя или жену чтением, а средство занять полезно молодых офицеров… Посещение адмиралами библиотеки есть единственное средство возвысить это заведение в глазах общества… Да и казалось бы, что адмиралам в заведении этом не следовало бы и гнаться за собственными выгодами: кому же, как не высшим, думать об этой молодежи, брошенной сюда за тысячи верст от своих родных и знакомых и которая, не имея книг, поневоле обратится к картам и другим несчастным занятиям!"

В 1849 году, в звании контр-адмирала, Корнилов стал начальником штаба Черноморского флота и портов. В этом адмирале талант отважного, умелого, заботливого командира на редкость удачно совмещался с настоящей разносторонней образованностью и общей культурой. Он много читал, интересовался живописью, археологией, музыкой, театром. Во главе отряда из шести кораблей в 1846 году Корнилов прибыл в Феодосию, чтобы поздравить Ивана Константиновича Айвазовского с десятой годовщиной его творчества. Художник Карл Брюллов тоже был хорошо знаком с адмиралом и написал его портрет, который теперь хранится в Эрмитаже.  

В 1854 году Корнилов возглавил оборону Северной стороны, затем стал начальником штаба Севастопольского гарнизона. Понимая, что осада города будет долгой, он руководил строительством надежных оборонительных сооружений, назначил на батареи да на бастионы лучших командиров, а для проверки качества работ и для поддержания воинского духа в защитниках сам ежедневно объезжал позиции.

Адмирал умел сказать! Он говорил от души, и слова его проникали в чужие души. Перед началом обстрела он обратился к защитникам: "Итак, товарищи, на нас лежит честь защиты Севастополя - защиты родного нам флота. Будем драться до последнего. Отступать нам некуда: сзади нас - море.  Всем начальникам запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть этот бой. Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите такого начальника, заколите барабанщика, который осмелится ударить позорный бой. Товарищи! Если б я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот подлец будет из нас, кто не убьет меня!"

Не угроза военного суда, не приказ командира или самого царя "стоять насмерть", а собственная доблесть и любовь к России, любовь к родному Севастополю и флоту вела Владимира Алексеевича на бастионы. Он имел моральное право к таким призывам. Требуя героизма от офицеров, которые сами выбрали судьбу, а тем более от подневольных солдат и матросов, адмирал обходил позиции в полный рост, не кланяясь пулям и ядрам. Тактически это неправильно: командир должен беречь себя, иначе как воевать? Даже царь Николай I не только не требовал "победы любой ценой", но передавал обращение к своему любимцу:

"Скажи Корнилову, что как ни больно и ни тяжело мне свыкаться с мыслью, но я уже стараюсь готовить себя к получению известия о взятии Севастополя и гибели флота. Засим мне остается молить Бога сохранить мне Корнилова для постройки нового флота".

По воспоминаниям капитан-лейтенанта И. Ф. Лихачева, Владимир Алексеевич, при всем своем героизме, мыслил трезво. И "если он говорил войскам "отступления не будет" и войска ему верили и готовились умирать, то тем не менее в тылу все средства, какие можно было принять  в случае неудачи, были обдуманы и подготовлены, лица, которые должны бы были действовать, предуведомлены и им даны были наставления".

25 сентября считается первым из 349 дней обороны Севастополя. Уже 17 ноября враг начал первую из пяти бомбардировок города. Были разрушены десятки зданий, погибло много людей, в том числе гражданских. На бастионах полегло 1250 солдат и матросов.

И в этот же первый день артобстрела на Малаховом кургане был смертельно ранен вице-адмирал Корнилов.

"…Смерть для меня не страшна, - говорил он уже в лазарете, - я не из тех людей, от которых надо скрывать ее. Передайте мое благословение жене и детям. Кланяйтесь князю… Я счастлив, что умираю за отечество…"

Бастион, на котором был ранен адмирал, назвали Корниловским. Площадь между Артбухтой и Большой Морской стала называться Корниловской, на Малаховом кургане соорудили памятник адмиралу. Разрушенный в годы Великой Отечественной войны, он был восстановлен в 1983 году, к 200-летию Севастополя…

По воспоминаниям очевидца, "когда хоронили Корнилова, плакали не только офицеры… Плакали и чужие, плакали угрюмые матросы и те, кому слеза была незнакома с пеленок. По всем бастионам передавали последние слова адмирала, обращенные к защитникам города: "Отстаивайте же Севастополь!"…

Солдаты, матросы и офицеры отстаивали его еще 325 дней".