Дмитрий Тарасенко

крымский

 (Главная) Очерки Статьи Рассказы Стихи Песни Книги Крымоведение  

Автобиография

 

 

 

Затевать серьезную работу над автобиографией уместно лишь при наличии в ней надежных маячков: служил в ВДВ, прокладывал БАМ, воевал в Афганистане, покорял Килиманджаро… Второй путь – укрыться облачком самоиронии, в манере незабвенного Аркадия Аверченко. Если же не хватало в жизни столь мощных или веселых событий, остается выискивать и всерьез притягивать за уши свои мелкие успехи, которые мало кому интересны и в которых ты, в общем, такой же как все. А лучше – просто молчать да радоваться, коль можешь и про себя заявить строкой Александра Дольского: «Я не болен, не стар, не алкаш, не был в партии, не был в тюрьме…».  

Я родился и до трех лет прожил в Черкассах. Свое раннее детство помню очень хорошо. Бабушкин огород, подсолнухи, рядом ботанический сад, где-то вдали аэродром, «кукурузники», за полетом которых мы с братом очень любили следить, взобравшись на старые вишни, – каждый на свою. А вот из окна, по другую сторону, я часто видел запряженных в большие возы, погоняемых кнутами лошадей. Жалел их до слёз, а кучеров ненавидел. Через дорогу от нас было паровозное депо, в котором работал отец и куда я частенько заходил. Над булыжными мостовыми цветут акации, под обрывом небесно-голубой Днепр с бесконечными пляжами из желтого песка… Детские игры, первые обиды и радости, помню всё. Помню имена соседей, расположение их домов и, кажется, даже вкус яблок, которыми они меня угощали!

В мои четыре года семья переехала во Владимир, там мы прожили следующие десять лет. Дом и двор институтский (мама преподавала литературу), товарищи – довольно приличные дети сотрудников. Неплохо организованный досуг: лыжи, коньки, санки, игры в войну, летом велосипеды, купание в пруду… В разговорах родителей все прочие темы вытесняла литература, так что факультет филологии начался для меня с младенчества. Учился в начальной школе неплохо, а в средней – средне. К седьмому классу все покатилось, но шпанистый подростковый период вытаскивать на обозрение совсем не хочется: опасно и грешно играть в жизни чужие роли. Полвека прошло, а забыть невозможно. Однако все грехи и глупости той поры были подсвечены первой любовью, воспоминания о которой украшают жизнь до сих пор. И насыщены частыми поездками в Москву, спасибо родителям. Там я добросовестно обходил наши главные музеи, с удовольствием прогуливался по Красной площади и возвращался уже немного другим. Однажды провел зимние каникулы в Ленинграде – это было сказочно! Мой младший сын Стасик попал в Питер уже взрослым и то заметил, что после Эрмитажа у него «как будто выросла вторая голова».

А еще – снег. Тот чистый, морозный, искристый, который закаляет и просветляет даже самые темные души. Этой игольчатой белизны сколь угодно по всей Руси великой, но так не хватает в Крыму!   

В Алуште моим другом стал сын очень уважаемых родителей Борька Невзоров – шалопай похлеще моего. Чего только не вытворяли! Он был еще и великим фантазером, да и книжной классикой начал загружать сознание намного раньше меня, уже к шестнадцати годам перечитал целый стеллаж в своем отменно ухоженном доме. Теперь Борис Михайлович живет в Туле, где в свое время стал генералом казачьих войск и создал первый в постсоветской России кадетский корпус. Вот это маяк настоящий!

Среднюю школу я заканчивал в Ялте. Вместе с морем полюбил наш горный лес, часто уходил по тропинкам подальше от города, поднимался на яйлу. Иногда сбегал с уроков, садился на пенек и читал, читал часами напролет, открывая для себя море обворожительной выдумки. Авторов стал заглатывать не томами, а собраниями сочинений. Начал с Грина и Джека Лондона, заглянул в гости к западным фантастам, а затем на много лет, да что там, на всю жизнь остался поклонником русской классики.

Эх, если б не учеба! Отношения с учителями не складывались, да и с одноклассниками тоже, за исключением одного парня из Белоруссии, – такого же любителя приключений и такого же чужого в этой пляжно-виноградной провинции. Многолетняя дружба украсила нашу юность. Он поступил в медицинский, я – в педагогический. Первое студенческое лето мы посвятили путешествию на Кавказ, о котором я мечтал еще со школы, начитавшись бродяги-Джека. Тогда же появились и мои первые хулиганские стишки:

 

Мы с Ленькой едем на Кавказ, стоит в разгаре лето.

Приятен этот путь для нас: мы едем без билета.

 

А если строгий дядя вдруг ревизию затеет,

То ревизору Ленька-друг даст в морду, он умеет.

 

У ревизора в горле ком, а сколько зла во взгляде!

Мы в тамбуре стоп-кран рванем, – 

Прощайте, строгий дядя!

 

На самом деле мы разъезжали не просто без билета, а на крышах поездов! И это не только из-за студенческого безденежья. Ездили таким способом и в Москву, и в Ленинград, и в Минск, и в Каховку, да мало ли куда еще. Стишок – выдумка, разумеется, позабавить товарищей-студентов на скучной лекции. А сейчас вот с болью сердечной узнаю о гибели подростков. Безумие – лезть на крыши электричек. Да и сам век безумен. Вот это ближе к жизни:  

 

Нипочем был дождь и холод,

Пыль, и снег, и гололед…

Но заденешь этот провод –

Ветром пепел разнесет!

 

 

Позже появилась еще масса добротно зарифмованной чепухи. На поэзию не тянет, но перечитываю с удовольствием. «Блажен, кто смолоду был молод!»

Учился я в Симферопольском госуниверситете, потом лет пять преподавал в разных школах биологию и химию. Из них три года подряд – в Малореченской средней школе, затем в Ливадийском санаторном интернате. И вдруг… бросил престижную профессию, переоделся в робу. Пошел в пожарные, в сторожа, в кочегары. Знакомые удивлялись, но я не спешил докладывать о причинах своего падения. Мне открывался новый, самый главный в жизни университет – работа над словом. Теперь, услышав, что мои книги «легко читаются», спешу заверить: «Это потому, что я их легко пишу. Одной левой, под коньячок и телевизор!» Не все способны различить в моем ответе иронию: мало кто знает, чем я из года в год занимался в своих кочегарках, для чего хранил в шкафчике печатную машинку и откуда набирались у меня чемоданы исчерканных рукописей.  

На самом деле я и сейчас, при своем-то опыте, пишу медленно, по многу раз переставляю слова, заменяю целые абзацы, перечитываю вслух, предлагаю оценить близким и всегда прислушиваюсь к замечаниям. Особенно преуспел в этом наш Станислав, тоже воспитанный под знаком Аполлона и лет с тринадцати занявший пост моего самого строгого редактора.

Но еще полезней для меня критики неправые, вздорные – завистники, глупцы, клеветники или просто ну совсем уж другие, не похожие на меня читатели. Их нападки вызывают бурю. Обозленный, я бросаю все дела и сочиняю отлуп. Работаю долго, без перерывов, даже если окончательный текст уложится на две-три страницы. По мере продвижения мыслей негодование сменяется весельем, а затем и чувством благодарности к тому мерзавцу, который подвиг меня на эту вдохновенную внеурочную работу.    

Жизнь, однако, стала вносить в нашу малоприбыльную деятельность жесткие коррективы. Получив пять тысяч рублей по наследству от бабушки, я купил старый «Москвич» и несколько лет занимался в Ялте и Симферополе частным извозом. Дни переходили в ночи, зимняя стужа сменялась летней жарой, а я врастал в машину. Приезжал под утро, вываливал деньги из-за пазухи на стол, принимал несколько глотков водки – и засыпал. Тем и жила семья. Но времена менялись стремительно, и следующую пятилетку я работал уже не таксистом, а «челноком». Снова Москва! Ездить люблю, сил невпроворот, сумки тяжеленные таскаю с удовольствием, умело обходя ментов и маскируя товар от таможенников.

 

Как вещи спрятать можно от жадной таможни,

Смолчу я, чтобы тайну не выдать случайно...

 

Опять живем безбедно, даже, можно сказать, празднично. И вдруг – обвал рубля. Челночество прекращается мигом, и мы влетаем в чудовищные, по нашим меркам, долги. Многим было еще хуже, кто-то продавал жилье (старенькую квартиру в Ялте можно было купить за тысячу долларов!), кто-то стрелялся или вешался, кого-то угоняли в рабство. Другие, наоборот, обогащались, и никто никому не сочувствовал: за чужой щекой зуб не болит.

В заброшенной, дико дымящей на «экономичном» флотском мазуте санаторной котельной я и старший сын работаем в четыре смены, за всех. И еще сторожим неогороженную, стихийную, то есть левую, автостоянку при санатории. Привязываем двух огромных псов по обеим сторонам, топчан ставим в середине, спим по очереди. И так еще несколько сезонов, пока не рассчитались с кредиторами. Вскоре санаторий закрылся, а с ним и наш прибыльный, но не такой уж безопасный бизнес.   

Что касается творчества, то в это суровое время мне было как-то не до «суровой прозы». Зато и в поездах, и на автостоянке, и даже в «Москвиче» неплохо сочинялись стихи. Придет пора, и под гитарный аккомпанемент Станислава большинство из них, особенно дорожных, превратятся в песни.

Жизнь более-менее стала налаживаться, и новой кормилицей-страдой радостно, под лучи восходящего солнца, вбежали в мой мир экскурсии по Крыму. В межсезонье – эпизодические, летом – день в день. Отправная точка в Ялте. Любимые полнодневные маршруты – Долина привидений с водопадом Джур-Джур, Судак с Новым Светом и «Золотое кольцо» (Эски-Кермен, Большой Каньон, Ай-Петри). Это «кольцо» так насыщено пейзажами, что свой рассказ я часто начинал с шутки: «Один наш экскурсовод так напился в кафе Большого Каньона, что уснул на все оставшиеся пятьдесят километров. Проснулся уже в Ялте, со стыдом и ужасом ожидая скандала, а туристы ему: «Спасибо, нам было очень интересно!».

Самая приятная в моей жизни работа, она тоже отразилась в стихах, например:

 

Гуляя по пещерным городам,

Я счастлив и силен не по годам.

За мной не поспевает молодежь

(Виною, правда, из ночной гудеж)…

 

И так далее. Здесь уже не хулиганская юность, такое можно разместить на своем сайте. Эта работа стала любимой и почти основной, она-то и определила новый, главный для меня жанр литературы – краеведение. О путешествиях по Крыму, о своих и чужих горных походах я с удовольствием пишу в последние пятнадцать лет, пишу информативно и субъективно, стараясь насытить каждую новую главу гормонами радости.

Еще больше нравится мне тема искусства в биографиях творческих людей. Книга «Очарованные Крымом» стала воплощением моей многолетней мечты; вот что можно бесконечно дополнять и перерабатывать! Но своей любимой и самой удачной книгой я считаю повесть «Прыжок». Она лишь наполовину о моем друге каскадере, а на другую половину – обо мне самом, о моих приключениях детства и юности. 

Ладно, хватит. В этом кратком очерке я не касался своей личной жизни. Там тоже есть о чем порассуждать, но… обойдемся. И потом, биография каждого пишущего зашифрована в его творчестве; если проследить внимательно, ее нетрудно вычислить и вывести на чистый лист. Только зачем? Лучше просто читать книги.

  

 

 

 

 




Чёрный фонБелый текст
Зелёный фонСерый текст
Синий фонРозовый текст
(Наш фон)
Салатовый текст
Фиолетовый фон
(Наш текст)
Голубой фонФиолетовый текст
Салатовый фонТёмно-синий текст
Розовый фонСиний текст
Серый фонЗелёный текст
Белый фонЧёрный текст


Адрес Дмитрия Тарасенко: dmitar@list.ru
Автобиограф и я