Дмитрий Тарасенко

"В уездном городе С..."

Крымчане могли бы в чем-то и позавидовать приезжим: гости воспринимают нашу столицу как первый город Крыма - город, с которого начинается счастливая пора летних отпусков. Над головой синее скифское небо, в воздухе тополиный пух; ветер южный, сухой, тревожный, обещающий... На горизонте силуэт Чатырдага, а за ним - море!

Центру Симферополя сегодня придаются черты первоначального облика города XIX века, где можно бы, при желании, приобщиться к благородной старине. Осталось только вернуть обновленным улицам исторически сложившиеся названия: Дворянская, Архивная, Старокрымская, Потемкинская... Человеку не все равно, чьи фамилии приходится читать на стенах домов, записывать на конвертах! Есть, однако, и в Симферополе улицы, сами названия которых украшают нашу жизнь, облагораживают и даже к чему-то обязывают. Приятно осознавать, что живешь на улице Крылова, а рядом улица Чехова, а с другой стороны - Гоголя, а на пересечении - Севастопольская, Караимская, Футболистов… Хочется и дома свои содержать, и самим быть аккуратнее, красивее, чище тем, кто живет на Тенистой или Фруктовой, на Апрельской или Виноградной, да еще знает при этом, что рядом Вишневая, а за ней Шалфейная, а на работу или в школу каждый день ходишь по Тюльпанной… Спасибо людям, которые подобрали эти топонимы, сумели придать им статус официальных и - сохранить. Спасибо от самих жителей, от почтальонов и от людей, пишущих на конвертах эти приятные для слуха, ароматные, зовущие в Крым слова. Хороший, должно быть, город - Симферополь!

В центре современного города еще сохранились оазисы того Симферополя, каким он был в пору своего расцвета: тихие зеленые переулки, уютные дворики и, на столичный манер, - лепные фасады с колоннами. Еще и сейчас можно узнать в нем черты провинциального "губернского города С" из рассказов Чехова, Бунина, Куприна...

Не только сами люди, но и города могут быть безликими либо очеловеченными. Чем больше вокруг останется зданий, связанных с историей, с искусством, со всем духовным богатством, тем яснее прочеканивается в глазах приезжих, да и в наших собственных - лицо города. Поэтому преданные горожане так старательно хлопочут о памятниках, о барельефах и мемориальных досках на стенах домов, о воскрешении памяти о  славных именах и несправедливо забытых событиях. Со многими зданиями нашей южной столицы тоже связаны истории самые неожиданные; рассказывать бы о них да удивляться: как могли мы не знать, как могли забыть такое!

Можно перейти через дорогу от краеведческого музея к его этнографическому филиалу, войти в здание по ул. Пушкина, 19.

И сама история музея помогает такому настрою: ведь это здание строилось как большой общий дом для детей, у которых погибли родители!

Выйдя из музея, можно постоять перед гостеприимной дверью и мысленно вернуться на полтора столетия, в золотой век русской поэзии. Здесь, на углу улиц Гоголя и Пушкина, был приют для детей-сирот  Крымской войны. Еще в 1855 году его открыла на свои средства графиня Амалия Адлерберг, супруга Таврического военного губернатора. Когда было построено существующее теперь здание, по желанию императрицы Марии Александровны за ним сохранили имя его основательницы. Приютом графини Адлерберг он назывался до 1917 года. Да и сама наша "Пушкинская" тоже называлась Приютской.

Кто же она, эта благородная госпожа губернаторша? Родилась Амалия в 1808 году; обстоятельства ее рождения окутаны тайной, и даже день рождения неизвестен. Она была внебрачной дочерью графа Лерхенфельда и княгини Турн-унд-Таксис, урожденной принцессы Мекленбург-Штрелиц. В то же время по материнской линии Амалия приходилась кузиной русской императрице Александре Федоровне, супруге Николая I. Девочка очень рано осталась без родителей, и ее как приемную дочь воспитывала законная супруга графа Лерхенфельда, скончавшегося, когда Амалии  было чуть больше года.

Она росла в обстановке доброты и заботы, училась, получала светское воспитание. Вот если бы могла знать тогда, кем  предстоит ей стать для золотого века русской поэзии, в какую песню войти бессмертной героиней!

Пришла пора... Превратилась маленькая Амалия в очаровательную девушку четырнадцати лет. Сводный брат юной красавицы поддерживал самые добрые отношения с дипломатами и не раз  приглашал их в свой родовой замок Лерхенфельдов. Однажды в составе русской дипломатической миссии в Мюнхен прибыл неприметный тогда молодой человек. Появился он и в этом замке, хотя, как видно из дальнейших событий, вряд ли был рожден настоящим дипломатом. Юноша родился поэтом, а шел ему всего только 19-й год! И вот свершилось - он встретил Амалию... Так и затерялась бы во времени эта первая любовь - такое понятное, легко объяснимое чувство юноши, ослепленного расцветающей девичьей красотой! Но этот юноша был не кто иной как Федор Иванович Тютчев.

Прошли годы, Амалия выросла, но не остыло чувство молодого русского дипломата. Тютчев сделал Амалии предложение.  Увы, его ждал отказ. Наверное, для самого Федора Ивановича это было горем, но для его потомков, для нас, для всех ценителей русского романса - большой удачей. Вряд ли появился бы тот романс, если бы любовь переросла в семью, ведь, как писал Байрон, "Любую страсть и душит и гнетет семейных отношений процедура..." Да и с самого начала трудно сочетается поэзия с прозой жизни, и, чувствуя это, не спешат юные красавицы очароваться влюбленными в них поэтами! В 1825 году "младая фея" вышла за второго секретаря русской миссии барона  Александра Крюденера.

Что чувствовал, о чем думал и что предпринимал в это время двадцатитрехлетний поэт? Пытался ли он переломать планы, продиктованные здравым рассудком девушки и ее приемной матери? Или смирился, "спокоен и угрюм", и пришел, как истинный дипломат, поздравить жениха и невесту? О, нет, таинственное семейное придание гласит, что из-за Амалии, накануне помолвки, Тютчеву едва не пришлось драться на дуэли. Дядька поэта сообщал его родителям: "Федор Иванович должен помнить, что случилось в Мюнхене от его нескромности, и какая была опасность".

Но бури молодости успокаиваются, жизнь берет свое. Через полгода Тютчев женился. Обе супружеские четы принадлежали одному светскому кругу, более того, они жили поблизости. Каковы были их отношения? Добился ли Тютчев благосклонности Амалии? Теперь можно только строить догадки об этом. Зато известно, что чувство поэта не угасло в нем до конца жизни, и что сама графиня относилась к нему если не с ответной любовью, то с глубочайшим почтением. Когда в 1836 году барон Крюденер получил новое назначение и отбыл в Петербург, его супруга увезла переданный Тютчевым пакет со стихами. Они получили восторженную оценку А. С. Пушкина и под общим названием "Стихотворения, присланные из Германии" были опубликованы в журнале "Современник". Среди 24-х стихотворений было там и то далекое, давнее: "Я помню время золотое..."

В 40-х годах светская дама Амалия блистала при Дворе российского императора. Столь прочным было ее положение в обществе, что она даже помогала Тютчеву в его служебной карьере. Шло время, одни люди сменялись другими. В 1852 году в Стокгольме скончался муж Амалии, барон Крюденер. И... что? Стало ли это поворотом судьбы для поэта? Нет, не стало: у жизни свои правила, не всегда они совпадают с зовом сердец. Да и куда звали они в то время? Вдова через несколько лет стала женой губернатора Тавриды графа Николая Адлерберга. Вот тогда-то, в общем патриотическом порыве, свойственном в годы Крымской войны многим богатым и знатным гражданам России, основала графиня этот девичий приют для сирот военного времени. Тот самый, на месте которого мы остановились и глядим в даль времен, не замечая торопливых прохожих ХХI века. Но пусть обходят нас эти посторонние, а мы постоим еще, дослушаем эту историю, доживем в ней до конца, от первой встречи до последней.

В 1870 году в Карлсбаде, после долгой разлуки,  Федор Иванович снова встретил свою "самую давнюю любовь". Тогда-то и родились вечные строки будущего романса:

Нам тоже станет теплее на сердце, когда вспомним Пушкинскую нашей юности, встречи наши и прогулки, стихи, песни тех времен… И тогда все было трудно, драматично в отношениях между людьми, и очень часто - несправедливо: не совпадали, как во все времена, запросы мечтателей и требования практической жизни. Любовь не всегда шла навстречу, бывали разочарования, горечь, ревность и даже случались свои "дуэли". Но помнится хорошее, на то ведь она и юность! И как еще вспомнится на закате жизни?

Вот отрывок из письма поэта - его последнее упоминание о возлюбленной Амалии. В апреле 1873 года тяжело больной Тютчев писал дочери: "Вчера я испытал минуту жгучего волнения вследствие моего свидания с графиней Адлерберг, моей доброй Амалией, которая пожелала в последний раз повидать меня на этом свете и пожелала проститься со мною. В ее лице прошлое лучших моих лет явилось дать мне прощальный поцелуй".

Летом 1888 года в Мюнхене Амалия Адлерберг скончалась. Узнав об этом, вдова Тютчева, Эрнестина Федоровна, писала дочери поэта: "...Меня никогда не связывала дружба с гр. Амалией, но она  -  одна из самых старинных моих знакомых, моя память все еще видит ее красивой и стройной, как нимфа... И вот эта младая фея, воспетая папа в одном из самых свежих и восхитительных его стихотворений в ту пору, когда он и сам был молод, - и вот она перешла на другой берег..."                

Страшно подумать, что перейдешь в свой черед "на другой берег", и некому будет вспомнить про тебя, да не потому, что ничего доброго не оставил, а просто из-за неряшества потомков с их короткой памятью и слишком явной сосредоточенностью в делах практических, повседневных. Сколько еще зданий в Крыму и в том же Симферополе хранят память, никак не оживленную нами - а ведь возвращать из прошлого имена и яркие факты - это всегдашний долг историков, краеведов, писателей!