Я лето сжег…

Пропало лето по моей вине,
Ни часа забытья или восторга.
Что не сгорало в жертвенном огне,
То брошено без жалости и торга.

Ни лунный свет, ни тихий свет в окне…
О счастье бормоча скороговоркой,
Я разъезжать затеял по стране,
В дела мирские вглядываться зорко.

А кто из нас не преступал запрет,
Как будто на пути соблазнов нет,
И не от Бога молодость и лето?

Трудом постылым на пределе сил
Я лето сжег.
Я тем и согрешил,
Что свято чтил библейские запреты!

 

Памяти Николая Кезина

Бородат, молчалив, строен,
На Амуре завод строил
И в дремучие белые зимы
Шил старателям мокасины.

Рыл колодцы в желтой пустыне —
Дни с лопатой, ночи пустые…
Там любили его, злого,
И ценили его слово.

В Ялте зелень и синь морская,
И работа была простая.
Так чего ж ему не хватило?
Порастает травой могила.

+++

Камни я ворочал,
Гнал для дома стены
Каждый день до ночи,
Как рабочий в смену.

Чтоб играла сила,
Было дел навалом,
И душа забыла
Все, что прежде знала:

Как звенели струны,
Рифмы жгли и пели,
Как под вечер лунный
Сохли акварели.

Отречение

Злой и не готовый к переменам,
С детства презирая торгашей,
Стал я вдруг заправским бизнесменом
В перевозке фирменных вещей.

Мне тюки набитые — не тяжесть,
Недоесть готов и недоспать.
Я и просто так любил бродяжить,
Я бы мог вторым Синдбадом стать.

Провозить по суше и по морю
Собственность чужую и свою,
Кровное отстаивая в споре,
А прижмет — и в праведном бою.

Жизнь одна — приходится стараться.
Мир жесток — вынослив человек.
Трудно мне с семьею расставаться,
Но трудней встречать в пути коллег.

Нет в ребятах праведного духа:
Пропадай, но друга не зови!
В складчину и то, случись мокруха,
Не поднять им Спаса-на-крови.

А мне бы остров где-то в море Красном,
Яхту, стадион, аэродром…
Я рожден мечтателем опасным,
Мне бы все, что прежде было сном!

Буду загребать, не зная меры,
Жить переселюсь на поезда,
Только не приму я вашей веры
И не стану вашим никогда.

 

Перемена

В темноте полузабытых лет
Берег моря, школа в Малоречке…
Светится волшебный кабинет,
Беспокоит мыслями о встрече.

Для двухсот моих учеников
Мне шести часов не доставало,
И унынье сельских вечеров
Самодельным порохом сгорало.

Тайной исчезающих чернил,
Красок, фейерверков, самоцветов
Многих я в те зимы заманил
К вытяжному шкафу кабинета.

Благо, что опасный наш задор
Мы гасили, славя дух бродяжий,
Снежным покрывалом крымских гор,
Солью и штормами диких пляжей.

Но мерцали в море огоньки,
Выгоняя из дому ночами,
Тускло, безнадежно далеки
От того постылого причала.

О дневном восторге детских лиц
Забывал я, жадный к переменам,
И вздыхал о воздухе столиц,
Самом что ни есть канцерогенном…

Вот и все.
Кто ищет, тот найдет.
Вечера бесследно пролетают,
Завершен желанный поворот,
Под балконом лязгают трамваи.

Здесь картины, книги по местам,
Телефон — слуга незаменимый…
А в окне закрытом, между рам, —
Гроздь фисташки, памятью о Крыме.

 

Афганец

Он курил с десяти лет,
А в тринадцать из дому сбежал
Без рубля, в голубой свет,
В мир призывно мелькающих шпал.

В час, когда даже псы спят,
Он заботливой чьей-то рукой
С крыши поезда был снят
И насильно отправлен домой.

Я с него не сводил глаз,
Как другие, срывался на крик:
Разве можно воспитывать класс,
Если в классе такой ученик?

Наставленья не шли впрок,
Слава Богу, что годы летят…
Вот экзамен, последний звонок
И спаситель-военкомат.

Обломают,
Закон справедлив!
Там порядок — прежде всего.
Ох, как рад был педколлектив
За воспитанника своего!

Что ж постиг он, двоечник мой,
Припадая к чужим горам,
Проклиная свой жребий земной,
Что он думал о нас — там?

Пощадил его злой рок.
Вот идет — не заметить нельзя.
Но какой я ему педагог?
Чуть кивнув, опускаю глаза.

Противостояние

Золотое утреннее время,
Белый лист, благословенный труд…
Противостоянием системе
Этот труд потомки назовут.

Нищету подвижников безвестных
Сгладит поздней славою судьба,
Диффирамбом диссертаций пресных
Увенчав восставшего раба.

А народ не празднует победу,
Только в сказке отступает зло.
Ждали, затаясь, тепла и света, —
Подразнило солнце и зашло.

Нерушим расклад первоначальный,
Что от сказок сказочно далек,
Обновился только вор-начальник,
Да счерствел раскромсанный пирог.

Что твоя провидческая сила?
Позабыт и голоден опять,
Вот бы, как мудрец, на всю Россию,
По-толстовски: «Не могу молчать!».

Не твоя ли совесть принимала
На себя общественный порок?
Но, сморен усталостью металла,
Замолчал и отступил пророк,

Чтоб вернуться к изначальной теме,
Воплотить последнюю мечту:
Золотое утреннее время —
Для работы в собственном саду!

+++

Мускульный мой труд,
Все про тебя врут
Ради иной доли
Певцы рабочей мозоли.

Дом я возвел сам,
Рядом зацвел сад,
Все бы для счастья готово,
Только ушло Слово.

Звезд голубой свет,
Мысли, мечте вслед…
Как это все редко!
Сплю по ночам крепко.

 

Кошмар о свободных ценах

Убили директора мясозавода.
«Уже убили?»
«А что, свобода!»
Цены растут, озверел покупатель,
Влезли в окно, придушили в кровати.

«Окна не запер, за то и расплата, —
Буркнул директор быткомбината.
И отвернулся, владея собой,
Дверь на замок — и в дела с головой.

«Свободные цены,
Да без конкурентов,
Важнее, чем сцены
Голодных клиентов!»

Потом и его потрусили немножко,
В быткомбинате погром и дележка.
Бритвы, часы, магнитолы, химчистка…
Благо, до дому директору близко,

Плюнул на свой капитал изначальный,
Прыгнул в троллейбус, последний, случайный…

Даже бесстрашный завмаг «Океана»
Спасть разучился и нанял охрану.
Все остальные смекнули мгновенно,
Жадность в кулак — и понизили цены!

 

Элита

«Тойота», «Вольво», «Мерседес», —
Все, для кого теперь шлагбаумы открыты,
Прошелестев, рванули с мест:
Дела торопят представителей элиты.
С утра, со свежим ветерком,
Кто на базар, кто на разборку, кто на дело,
Кто депутатом в исполком,
Права трудящихся отстаивать умело.

А вечерами — в ресторан:
Банкиры, брокеры, кидалы, рекетиры,
Среди гостей из разных стран
Жевать и тосты поднимать за дело мира.
Где надо, бабки отстегнуть
Гостям солидным здесь помогут сутенеры…
Сколь благороден этот путь,
Дела достойны и почтенны разговоры!

Престижный фирменный прикид,
Эскорт надменных вертихвосток и абреков,
Жаргон и золото роднит
Ростовщиков, партийных лидеров и зеков.
Мы перестроились давно,
Элита бардов и ученых позабыта.
Читай, над дверью казино
Сусальным золотом оттиснуто «Элита».

Находка для шпиона

Был беспечен я и молод,
И в Находку, славный город,
Что лежит в запретной зоне,
Ездил, лежа на вагоне.

Ветер, грохот, свист и вой,
Ток искрит над головой…
Нипочем здесь дождь и холод,
Пыль и снег, и гололед,

Но задень случайно провод —
Ветром пепел разнесет!

Вряд ли тем, кому за тридцать,
Этот способ пригодится.

До Владивостока строго
Охраняется дорога.
Там, на подступах к границе,
Страх и стыд согнав с лица,
Платят лично проводнице,
Чтоб доехать до конца.

А хотите по закону?
По закону все знакомо:
Заявленье, паспорт, вызов,
Время, нервы, толкотня,

Власть капризов и сюрпризов,
Всю родную власть кляня,
Постарев на десять лет,
Можно в кассе взять билет.

Но не въедет враг лукавый
В Севастополь, город славы,
Уважают здесь законы!
Выйдет контра из вагона

И нырнет тихонько в лес
С удочкой наперевес.

По кизиловым опушкам,
Через лес да по полям
Побредет он к нашим пушкам,
К нашим славным рубежам.

Можно, впрочем, и как все —
Просто выйти на шоссе,
Голоснуть попутный ЗИЛ,
Грузовик в сто сорок сил,
И легко, без приключений,
Не маяча в полный рост,

Спрятав голову в колени,
Проскочить контрольный пост.

Да не знает враг о том,
Так что пусть идет пешком!

 

+++

Мой таинственный дальний город,
На другие обидно похожий,
Холодком дохнувший по коже,
Я к тебе не вернусь, я горд.

Слишком памятен зимний день,
Неприступные двери гостиниц,
Ни минутку — волшебный гостинец
Среди дня и ничейных стен…

Я конечно бы мог — как вор,
Только хочется не обманом,
Не подкопом, не через забор,
Но как в юности — гостем желанным!

Пусть уходит за годом год,
Увядает запретный плод,
Затухает бессильный голод,
Я к тебе не вернусь, мой город.

 

+++

Убожество холодных батарей…
Весь день при лампе — осень на исходе.
В раскрытой настежь комнате твоей
Молчу и жду, как нищий в переходе.

О, быть бы мне настырней и хитрей,
Ловить минуты, следуя природе,
Не знал бы я тоски бесцельных дней.
Не ждал просвета в сером небосводе.

Зачем я дважды в эту дверь входил?
Пришел, увидел, победил… Забыл.
Достало б и на раз тепла и света,

Чтобы злорадствовать о том, другом,
Кто пишет письма в неприступный дом,
Несет цветы и чувства без ответа.

 

 

 

+++

Карадагские пляжи нам дали приют,
К ним прошли мы, минуя кордоны,
Чтоб уснуть
там, где волны до ног достают,
Под луной, на песке прокаленном.

Чтобы видеть сквозь ночь свет зари голубой —
Луч прожектора над волнами,
Тихо думать, что дальше нам делать с собой,
Если сны наши сбудутся с нами,

И о том, что постичь нам сегодня дано
Счастья завтрашнего секреты.
Но пригубить… —
Неужто чужое оно? —
Лишь впотьмах, отвергая запреты.

 

 

+++

Приезжай, когда цветет миндаль,
Мы пройдем, грустя и торжествуя,
Позабыть вдвоем, как было жаль
Дней и лет, растраченных впустую.

Даже мимолетная, как дым,
Эта встреча тайно сохранится.
Берегу я, рыцарем скупым,
Наши драгоценные крупицы.

Не увял, как вешний первоцвет,
Стиснув сердце тягостным вопросом,
Твой однажды спрятанный портрет,
Тайной тайн, пластом золотоносным.

Вечные вопросы не просты,
Не спеши с немедленным ответом,
Но не вечно светят нам цветы
Зоревым и белоснежным цветом.

 

+++

Счастье переменчиво.
Если ночью скучною
Подвезете женщину —
Улыбнитесь случаю.

Покорите скоростью
Сонную попутчицу,
Удивите скромностью —
Час придет помучиться.

В холода осенние
В свой черед познаете
Ночь без опьянения
И похмелье памяти.

 

 

 

+++

Налетает снег
И не тает снег.
В белых шапках лес,
Тихий свет с небес…

Ты скользишь за мной
С горки ледяной.
Ледяной ночлег.
Временной разбег…

Вспомни, улыбнись,
Напиши, приснись!
Пьяный без вина,
Я пойму: весна!

В наш поверю май!
А пока — прощай.
Тихо тает снег
На ресницах век.

+++

На есенинский лад

Наиля ты моя, Наиля,
Как далека твоя земля,
Твоя Волга, ракиты, рябины,
С детства памятные равнины,
Тополя и поля-поля!

Мне бы бросить свой дом и завод
И скорее — на самолет!
Мне по Волге бы теплоходом,
Ведь и сам я оттуда родом.
Доберусь еще, время придет…

Годы, что ж вы несете мне?
Рожь волнистую при луне
Заменили соленые волны.
Мне теперь для улыбки довольно
Видеть краешек моря в окне

Да цветные огни корабля…
Я живу, стихами шаля.
Все труднее к тебе дорога.
Не скучай, не суди меня строго,
Наиля ты моя, Наиля.

 

 

 

Сонет о несбывшемся

Мир непорочных линий и углов,
Чужие изучающие лица…
Запретна здесь и прошлая любовь,
Каким бы чудом ей ни сохраниться.

Во имя вечных праведных основ,
Под скорое застолье — дань традиций —
Снесет ее потоком общих слов,
Как ветром — драгоценную страницу.

Для трезвой жизни память не нужна,
Досаду и раздор внесет она,
И горечь в волшебство нежданной встречи.

Но как без этих встреч и поздних слез
Нам счастье оценить, что не сбылось?
Вино в бокалах.
Зажигаем свечи!