Период полураспадаКар Карыч работает врачом в санатории, где вполне здоровые отдыхающие купаются в море, пьют вино, ходят на танцы и частенько нарушают распорядок, ночуя по чужим палатам и корпусам. Принимают и процедуры, особенно массаж; не утомляется доктор. После обеда он идет в винный бар под гималайскими кедрами - посидеть за фужером "Искристого", наговориться вволю со знакомыми, отдохнуть. Там мы и встретились, школьные друзья; он местный отродясь и навеки, я - один из этих здоровых отдыхающих, давно чужой, после школы покинувший Ялту безвозвратно. Нам было что вспомнить! Мы плавали вместе на ялике, ловили рыбу, прыгали в море со скалы, вдвоем отбивались от пьяной компании на Набережной. Каратистов тогда еще не было, и нам, здоровячкам шестнадцатилетним, удалось, помню, и отмахаться, и ноги унести вовремя. Вместе, под руководством соседского Генки, мы впервые пришли на танцплощадку и познакомились с "ложкомойками" из санаторной общаги. Генка давно освоился в том общеничейном лабиринте, даже раздобыл где-то ключ от подсобки с вениками и швабрами. Если сдвинуть инвентарь в угол и прикрыть щитом "Социалистические обязательства", то на бетонном полу можно, в принципе, раскатать матрац. Что и делал практичный Генка, выхватывая у вечности свои маленькие праздники. Чтобы не отстать от друга, мы решили затащить парковую скамью в глубину газона, под опорную стенку, и прикрыть разросшимися у стены лианами буйно цветущей текомы. Уж если среди тряпок и веников успех, то в таком месте... Скамейка оказалась очень тяжелой, но мы справились. Увы, это и была наша единственная победа над вечностью. Амурные неудачи мы компенсировали хулиганскими подвигами, как будто специально собирали их для будущих воспоминаний. Начиная с ноля часов нашим вдохновителем становился храбрый одноклассник по кличке Ноздря... - А помнишь, как сушеную барабульку с окон снимали? - Да, хозяин выскочил, а он ему: "Честно, пополам!" И оторвал половину связки! - А помнишь, мотоцикл угнали, с коляской? - Еще бы! - Я потрогал шрам на подбородке. Но крепче того шрама запала в меня музыка ночного кафе - венский вальс, парк, венчики лиановидной текомы. Последнее лето детства! Потом Кар Карыч поступил в институт, Генке пришла повестка из военкомата, и мне тоже предстоял отъезд - прощай, Крым. Навсегда. Уютно было под гималайскими кедрами с их "величием и безвременностью". Воспоминания менялись, наплывали волнами. Так и не женился сорокалетний доктор, невольник свободы: во все времена года хватало ему благодарных пациенток на отдыхе. А еще осаждали медсестры, особенно волевая старшая, с ключом от спиртохранилища; да культработницы, да те же бывшие ложкомойки, теперь уже официантки и поварихи. Кар Карыч - тоже волевой! - выстоял, друзьям на зависть. Отступали несостоявшиеся, делали аборты, жаловались главврачу, проклинали неверного через гадалку - все, как положено. И все забыто теперь. Встречаются добрыми знакомыми: "Привет!" - "Привет"... - А где Генка сейчас? - На турбазе, массовик. - Зайдем! А Ноздря? - Сидит. По второму заходу, вроде. - О, Господи! Как точно все... Пацаны вредничают без причины. Фамилия нейтральная (Носенко), а прозвали звучно и противно - Ноздря. И кулаки не помогли. Мишку Воронова одноклассники до сих пор кличут "Кар Карыч", приросло. А вот у взрослых прозвище надо заслужить. Коллеги в санатории зовут Мишку Доктор Аквафрешь - это потому, что он с похмелья жует зубную пасту, от запаха. Заслужил? И насмеялись мы, и повздыхали. Воздух под кедрами каленый, бальзамический. Когда смолкает музыка, слышно, как в бордюре из самшита и барбариса трещат цикады. Живой ширмой нависают над скамейками памятные лианы, убегающей полосой открывается над пляжными навесами море. Раствориться бы в этом вечном празднике, стать его частью! И растворяются. Вот подошла к столу скрюченная баба непонятного возраста, неопрятная, жуткая, попросила закурить. Мишка дал сигарету - зашаркала дальше, собирая стаканы. - А знаешь, кто это? - спросил Кар Карыч. - Тоже твоя знакомая? - И твоя! Это Лида. Помнишь общежитие? Лида с гитарой. - Как? Это которой двадцать шесть было? Да ты что... - Я вдруг почувствовал, как пересыхает горло. - Нет, это - она? Вот эта? Я опустил голову, уткнулся в стакан. Хотел оглянуться. Залпом допил. - Пошли. Идем отсюда! Не выдержал, оглянулся. Она? Встал и молча ломанулся к выходу. Лида с гитарой, вольная, игривая, добрая, как пела она, как хохотала! Вечно подъедали мы из ее запасов поздно вечером, когда наши подружки-пустомели нас уже выпроваживали. Мы пытались бренчать на ее гитаре, струну порвали... В начале лета она встречалась с каким-то парнем из Москвы - тоже гитарист и танцор умелый, и поговорить мастак. "Лида в Москву уезжает!" - шептались девки с восторгом и завистью. Увозил он ее весь отпуск, да так, что-то, и не увез. Потом был у нее отдыхающий постарше, молчаливый, в костюме, кажется, физик или изобретатель. Этот не пел, а уж с нею чего только не изобретал! Соседки шушукались, ну и нам послушать перепало. Однажды только он высказался в ответ на мою тираду, что лучше Ялты, мол, нет города: "Период полураспада личности на курорте - десять лет." Я слушал и думал, когда ж ему врезать, прямо сейчас или перед отъездом. Увы, опоздал. Проклятая деликатность! Еще к ней повадился не то мент, не то прапор из комендатуры, и тоже, кажется, задевал семейную тему. Умеют же, гады! Лето запомнилось только тем днем, когда оно кончилось. Венским вальсом из ночного кафе. Ночью. Не хотелось уходить, но меня выгнала, как всегда, моя добродетельная ложкомойка, и побрел я домой в одиннадцать. Лида сидела на ступеньках. Окликнула, будто случайно. На ней была длинная теплая кофта - тоже случайно. - На автобус идешь? - Да. - Торопишься... - Нет. А где твой парень? - Ты что, его боишься? Я расправил плечи. - Но у вас же, вроде, серьезно? - Да, - усмехнулась Лида, - он серьезный. Знает, зачем ходит! Меня в жар бросило. Хотел отмолчаться, но она меня добила: - Вам бы поучиться... - Ты же не знаешь, куда мы еще ходим! - Что-что? - Она глянула с любопытством и легким презрением, как положено смотреть на салагу-хвастуна. - У нас даже скамейка есть потайная, - не унимался я. И вдруг решился, взял ее под руку. Гром не грянул. Она осторожно перехватила мою ладонь, сплела свои пальцы с моими. Мы шли по парку, она что-то говорила, а я напрягал руку, чтобы не дрожала. Но мое состояние, кажется, передалось ей, когда она прошептала чуть слышно: - Покажи свою скамейку... Накатило жгучее, жуткое, с детства мучавшее любопытство. Так может быть, наверное, на незнакомой планете. Был страх показаться беспокойным и неопытным. И долго-долго-долго - одни только руки, одно только бьющее в грудь сердце. Она все поняла и растопила мой страх высокомерный, соврав, что ничего и не ждет от меня, кроме доверия… Все, что кажется бесконечным, когда-нибудь кончается. Я стал приходить в себя и почувствовал, как неудобна и тесна эта скамейка. Потом услышал музыку. Шелест листьев от случайного ветерка. Аромат ее духов, аромат клумбы; густой, здоровый, только теперь оцененный аромат жизни. А она вдруг: "Прости!". Ну почему, когда наоборот - праздник! - Прости, ты юный, чистый, а я дрянь. - Да глупости! На руках донесу, на всю жизнь останешься ты и эта ночь, эта музыка, эти цветы! Потом еще думала, где бы пристроить меня на остаток ночи, а я хохотал: какой сон! Бродил в одиночку до рассвета, до чудного часа тишины, безлюдья, первых чаек и первых рыбацких лодок, до быстро розовеющих облаков на востоке... Мы зашли еще в один бар, но ни о чем и ни о ком больше не думалось. Я все допытывал Кар Карыча, как же это могло случиться? Лида с гитарой - и вдруг... Он только пожимал плечами: - Наливал каждый. - Жила бы в своей Сумской области. - Есть и в Ялте порядочные! - перебил доктор чересчур, как-то уверенно. - А как же, помню! Может, навестим наших порядочных? Теперь-то у нас больше шансов! Где твоя, кстати? Уже завстоловой? Муж, дети, квартира, машина... - Разве это плохо? - Да я не против... Полный наливай! Я уже забыл, как ее и звали. А Лида помнишь, какая была? Она дарила себя, рада была дарить! Тебе тоже досталось? - Да, - смутился Мишка. Долго держалась девчонкой, все по танцам, такие вальсы кружила... - Наливай, тоскливо. - Хватит с тебя! Вижу как врач. - Ты - врач? Ты Доктор Аквафрешь! Слушая, я ей хоть денег оставлю. Передашь? Только потом, когда уеду. - Передам, - сказал Кар Карыч, оглядываясь. - Пошли. Да тихо, вон уже смотрят. Стакан не зацепи. - Еще пару глотков... - А меня дразнишь! - Да ты вообще, как стеклышко. Специалист! И галстук не душит? Мишка рассмеялся. Счастливец. - Наливай, доктор, лечи. А то завою. Ладно, я сам. Твое здоровье. Слыхал, как волки воют? Слушай… - Заткнись, идиот! - шепотом мне в ухо. - Здесь мои больные! - Ну и что? Я тоже больной. Душа болит. Ладно, стерплю...
Мы встречались еще несколько раз и непременно заходили в бар. Не в тот, что под кедрами. Баров здесь много, и Кар Карыч везде, как дома. | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||