Дмитрий Тарасенко

Они шли по опустевшему коктебельскому пляжу. Было пасмурно, тепло, хотелось окунуться в море. Но оба понимали, что лучше не лезть в холодную воду: не те года. Осень плавно перешла в зиму, пока еще без морозов. И похоже, что наступивший Новый год не много принес "нового счастья". Хмурые лица прохожих, закрытые на зиму ларьки, кабаки, кафе, магазинчики, прилавки… Словно это не пляж, не набережная Страны Голубых Вершин, а один огромный, опустевший до лета рынок. Зашли в бар, взяли по сто водки. Угощал Лысый. Он отпил половину, подумал, и с сожалением отодвинул свой пластмассовый стаканчик. Приложил ладонь к сердцу, потер, скривившись. Его спутник - высокий, с длинной седой шевелюрой, молча взял недопитое и опрокинул в свой беззубый рот.

- Сильно щемит? - спросил он, вытирая губы.

- Пока не очень, -- ответил Лысый, -- но боюсь.

-- А как по горам бегал!

Прошли на причал, там сидели мужики с удочками. Патлатый поздоровался. Постояли, без любопытства глядя, как взмахивают рыбаки удилищами, как бьются в пакетах ставридки.  

-- Ты тоже ловишь? - спросил Лысый.

-- Надо же жрать.

-- Ты, помню, водил автобус на турбазе?

-- Это только летом, и то молодых набирают. Теперь зовут на виноградник. Столбы грузить, бетонные.

-- Тяжело?

-- Не так-то и тяжело, а поясница болит.

-- Помню, ты часто подрывал.

-- Сто раз!

-- И как вы перебиваетесь?

-- Жена работает. На меня злится, но иногда кормит.

-- Весело…

-- Слушай, чего мы переплачиваем, давай уже возьмем в магазине!

-- Давай, -- вяло согласился Лысый.

Зашли в магазин. Указывая на Джек-пот, красноносый клоун под стеклом издевательски обещал безумный выигрыш. Патлатый глянул со злостью. Хотелось плюнуть на этот прилавок, да продавщица при чем? Вытирать-то ей. Лысый взял хлеб, полкило колбасы (по тридцатке, с крашеной соей вместо мяса). Вернулись на пляж. И снова больше пил и жадно закусывал Патлатый. Выглянуло солнышко, осветило берег, засверкало в волнах.

- А помнишь, -- заговорил он, глядя на Кара-Даг, -- помнишь, как мы спускались в бухту без веревки? Сердоликовая, что ли…

-- Нет, Пуццолановая. Экскурсоводу рассказал - не верит. Там, говорит, убиваются каждый год…

-- А как переплывали на матрасах из Приморья? И вдруг восточный, идем на волну, будто на глиссере…

-- Лучше вспомни, как на крыше в Москву ездили! На ходу в вагон, на ходу из вагона...

  -- Машину бы сейчас нормальную, -- вздохнул Патлатый. - Хотя бы "Газель". Я бы вышел на маршрут в Феодосии. А то и в Симферополе.

-- Там уже нет "Газелей". Но послушай, ты же классный водитель! И не можешь устроиться?

-- Классный не классный, а на государство пахать надоело. Тридцать семь лет стажа и пустой карман.

-- Паши на частника...

-- Еще хуже. Но машину я люблю! У меня такой характер - вот скажи завтра ехать во Владивосток, поеду.

-- Не хандри, здоровье важнее. Вот у меня постоянная зарплата, а что толку? Все на жратву, а теперь еще и на лекарства. Неделями в больницах…

-- Помогает?

-- Говорят, нужна операция. Клапан пересаживать.

-- Ой-ой. Это, наверно, за границей?

-- Да нет. Сейчас в Киеве такой центр.

-- Ну, в Киеве дешевле.

-- Все равно не заработаешь.

-- А кредит взять?

-- Под что? Под квартиру? Это, считай, отдать. И жить потом на вокзале.

Примолкли. Вдоль кромки воды прошла молодежная компания. Идут себе, покуривают, держат бутылки с пивом как непременный праздничный атрибут. Кричат, дурачатся, кто-то в воду забежал, -- визг, хохот… Хорошо быть молодым! Хорошо, да недолго.

Полулежа на камешках, друзья опять увлеклись воспоминаниями. Это единственное, что их объединяло теперь. Хотя не так уж много было хорошего. Пьянки, драки, бабы, приводы в милицию… Ладно не посадили. Но с восторгом, поистине юношеским, пересказывались друг другу эти стократ перемолотые подвиги! Вспоминали в подробностях, горя глазами, срываясь то на крик, то на хохот. Патлатый допил. Силен, отметил Лысый с доброй завистью.

-- А сколько стоит хороший микроавтобус?

-- Подарить хочешь?

-- Конечно хочу. Но трудно быть Богом.

Прошли по набережной, свернули к почте. Перед закатом солнце вышло из-за туч, осветив горы зовущим на природу золотом. Хорошая погода будет, подумал Лысый. А мне уезжать. Или остаться до завтра? Приютят, конечно, только не большая это радость, коротать вечер в семье безработного. Они там опять поругаются, а ты сиди как дурак перед телевизором. И спать у них душно…

На автостанции постояли возле расписания.

-- Не уезжай сегодня, -- предложил Патлатый. Скорее даже попросил.

-- А, - отмахнулся Лысый. - Что здесь делать? - И вдруг заговорил громко, с горечью: -- На танцы пойдем, да? Мотоцикл угоним, поедем кататься в горы? Или попремся пешком на Карадаг? Луна, мечты, вся жизнь впереди?.. Нет, надо домой.

Полчаса еще оставалось до последнего автобуса на Симферополь. Вот, значит, и пообщались. Добавить на прощанье? Зашли в тот же магазин. По прежнему глядел с картинки красноносый клоун, не уставая предлагать, хвалить, мягко навязывать покупателям свой ненужный, но заманчивый Джек-пот.

-- А давай купим, -- вдруг сдался Лысый. - Будет от меня подарок!

-- Никогда не покупал, -- буркнул Патлатый. - Зачем? Они нас за идиотов держат! Сволочи!

-- Сволочи, - согласился Лысый. - А я возьму.

Друг хотел попросить его, чтобы лучше купил на те же деньги еще бутылку да колбасы. Но смолчал. Надо и совесть иметь.

-- Завтра розыгрыш! - подзадорила продавщица. Она была молодая и улыбалась обоим, прямо как школьница на выпускном. Это ее работа, но все равно приятно.  

-- Пойду на улицу, -- отмахнулся Патлатый. - Кстати, а ты не боишься? В детстве я слышал песенку: "Подарила в лотерею куму свой билет кума, кум теперь "Москвич" имеет, а кума сошла с ума!"

Лысый вдруг ощутил себя прежним -- молодым, безалаберным, щедрым. Ему всегда больше нравилось дарить, чем принимать подарки. Чувствовать себя маленьким волшебником. - Я буду рад за тебя! А захочешь - поделишься…

-- Тише! Идем. Я пил, а ты пьяный.

Лысый вписал в билет шифр -- номер своего телефона. И торжественно преподнес другу. Второй экземпляр отдал не перестававшей улыбаться продавщице. Когда вышли, автобус на Симферополь уже разворачивался.

Лысый подбежал сбоку, хлопнул по двери. Вскочил на подножку. Обернулся, махнул рукой - и опять между друзьями пролегла пропасть. Будни торопливые, когда только и мыслей, что о себе да о семье своей, о работе, о здоровье, о каждом лишнем пятаке...

Через полгода в дверь постучали. Хозяин глянул в дверной "глазок" -- и не обрадовался. Дел много, а придется опять угощать, ходить с ним где-то полдня, вспоминать о лучших денечках, только все это не очень греет. Тратить впустую золотое летнее время, а сколько ее осталось-то, жизни? Гость был одет как-то не в меру нарядно, залихватски. Прямо ковбой на празднике. От его модной стрижки пахло дорогим лосьоном. Никогда его таким не видел! Уселся поудобнее, повесил на спинку стула барсетку, высыпал на стол огромные красные яблоки, упругие апельсины, шершавый ананас.

-- Ты не пьешь, я тоже в завязке. Угощайся!

По-хозяйски разлепесточил самый большой цитрус, разделил пополам.

-- Ого, и зубы вставил! Ты что, бродяга, работу нашел?

-- Купил "Фордик". На пятнадцать мест! Чего молчишь? Завидуешь?

-- А... Ты что... Что?

-- Сходи с ума, старый домосед!

Гость поднялся и не спеша, наслаждаясь минутой, церемонно одернул пиджак. Потом достал из барсетки пачку денег. - Твоя половина, как договаривались.  

Хозяин тоже зачем-то встал. Глянул на упакованные в пластиковый пакет купюры, потом на старого друга, сиявшего "американской" улыбкой. Хватанул ртом воздух. В глазах защипало, он отвернулся и быстро отер их рукавом.