Дмитрий Тарасенко

На рынок я приехал на стареньком советском велосипеде. В ряду прилавков примкнул его к столбу на цепь и пошел выбирать товар - клей, гвозди, шурупы. Да вижу, стоят красивые рейки, рядом с ними дверные наличники, и вроде недорого. А я давно замыслил небольшой ремонт в доме. Подумал - и купил несколько штук. Возвращаюсь к велосипеду. Пока снимал замок, бойкий молодой продавец пробасил мне снисходительно, в спину:

- Слышишь, ты здесь его больше не ставь, людям мешает. - Помолчал и добавил: - А то гляди, шины проколем!

Да, думаю, жизнь. Нынче уважают не стариков, а молодых. Потому что молодого зацепи - может и в морду заехать, а седой да лысый все стерпит. Лет двадцать-тридцать назад мне крайне редко хамили на улицах. Все же отзываюсь:

- А вы не очень воспитаны, молодой человек.

- Ха! Это как?

- Ремня вам давали мало.

- Чего? Ты что буровишь, дед, повтори!

Парняга даже шагнул в мою сторону, однако остановился: все-таки рынок, народу много, милиция, свидетели… Да и стыдно бить старого.

По своей давней привычке я слегка поворачиваюсь левым боком и уже прикидываю, как располагает он ступни, куда смотрит, к чему подсознательно, сами собой, готовятся его руки… Врешь! Никакой ты не боец, хоть и дылдоват. На долгую драку меня уже не хватит, но минуты полторы выдержу - а больше и не потребуется. Правда, он не один… Ну так что? Неужели честные торгаши налетят на "деда", как бандиты? Смех. Я и усмехаюсь облегченно. Сознание, что в свои шестьдесят могу притормозить молодого, меня окончательно успокоило. И впрямь, чего зря "буровить"…

- Давай, кати, - летит мне небрежно в спину.  

Качу, качу. Рейки падают, а привязать нечем. Подпер ногой, между ларьков глазами рыскаю. Ага, вот. Возле открытой двери новенький ящик картонный, а на нем упаковочная лента… Нагибаюсь, вытаскиваю.

- Не тронь тару! - взвизгивает продавщица. - Алкаши проклятые, ничего нельзя вынести.

- Да мне доски привязать…

Оправдываюсь, как семиклассник, аж начинает подташнивать. Они что, сговорились? Ну и денек сегодня, даром что солнечный. Отхожу, кое-как, подальше. Начинаю привязывать. Э, вот и легкая тучка! Уже издали взглядами прицелились, подходят. Двое, тоже молодые, в форме.

- Что тут делаешь?

- Я?

- Ну не я же.

- Веревку ищу.

- Это ты купил? Документы!

- Пожалуйста. - Лезу в карман. -  А вы подумали, украл? - И вдруг меня прорывает: - Слушайте, пацаны в погонах, что у вас за манеры? Почему сразу на "ты"? Я так молодо выгляжу? Или похож на алкаша?

А сам думаю, что как раз и похож. По одежке сегодняшней, по своему транспортному средству да по тому, как подобрал эту притоптанную грязными подошвами ленту, а сам, небось, и ящик хотел спереть, свезти в макулатуру… Ребята вчитались в мои просроченные корочки главного редактора - и аж у них челюсти отвисли. Когда-то в частной газете я промучился полгодика на этой престижной должности, с тех пор так и ношу удостоверение. Оно маленькое, ламинированное, кошелек не оттопырит. И пригодиться может, вот как теперь.

- Ладно.

Откозыряли молча, с некоторым сомнением и, кажется, даже с замешательством. Так и не поняв, что "ладно", я подвязал, наконец-то, эти дурацкие рейки, примостился бочком в седле, поехал.

Велосипед нравится мне тем, что отдаляет от цивилизации. Можно ехать домой тропинками и думать. И потом, от него я всегда в тонусе, не то что от машины. А что старенький, так и это объяснимо: у советского, даже такого скрипучего, шины узкие и накат хороший. Не сравнить с дорогим сверхсовременным. Удобнее, хоть у того и двадцать четыре передачи! Но кому все это расскажешь? Приличным людям, к которым обращаются на "вы", положено ехать с базара на собственном автомобиле, в крайнем случае на такси.

Выезжаю на любимую тропинку. Рядом цветущие сады. Весна! Кручу, дышу, перебираю события. Вспоминается забавный отрывок из очерка Чехова "По Сибири":

"Я в полушубке, больших сапогах и в шапке; в потемках не видно, что я "ваше благородие", и один из гребцов кричит мне хриплым голосом:

- Эй ты, язвина, что стоишь, рот разинул? Отпрягай пристяжную!".

Этим, которые на рынке, тоже не все видно.  Когда-то я работал не только главным редактором, но и слесарем-сантехником, и таксистом, а потом вдруг - экскурсоводом и воспитателем в санатории. Лет восемь подряд ходил как человек, при костюмах, потому что учительствовал, был даже завучем в сельской школе! Но потом опять опустился, пошел в пожарные, в сторожа, в кочегары… Ходил в робе, недосыпал, крутил гайки, махал метлой… Возле котельной не то что милиционер или начальник участка - любой уличный пьяница с полным правом говорил мне "ты".

Зато я сам распоряжался каждым днем своей единственной жизни! Теперь у меня записаны два диска авторских песен и опубликовано пятнадцать книг: стихи, проза, краеведение…  

Мне повезло в жизни. Мое писательство формирует, расцвечивает и переполняет мой внутренний мир. Это и работа моя, и хобби, и водка, и гулянка, и драки, и даже молитвы. Сама судьба.

А если бы этого не было? Тогда пришлось бы наглаживать костюм, душиться галстуком, с отвращением ходить на работу в какой-нибудь ничтожный офис, обрывать нервы в школе или дуреть в редакциях от заказной газетной тягомотины. Пришлось бы влезть в долги и вылезти из жил, но купить ненавистный мне престижный автомобиль. И вести себя так, чтобы соседи здоровались первыми! И жить так, чтобы казаться как можно более приближенным к нынешней "элите"! Чтобы никто, не дай Бог, не заподозрил во мне простолюдина.

Если же ничего этого нет, и книг тоже нет… Тогда совсем не смешно. На рынке могли побить, а потом, за слишком независимые ответы, загрести на пару часов в ментовку. И утешиться было бы нечем, кроме водки. Бедные простые люди, как я вас понимаю! Я и сам простой, но среди всех вас - невероятно, бессовестно счастливый.

Дмитрий Тарасенко.